Мы проходим еще с пару километров, преодолеваем очередное небольшое ущелье. Проделанный путь вроде не слишком велик, но это же не равнина! Никаких следов по-прежнему нет. Дело между тем явно идет к вечеру.
Ох, вечер! Вспоминаю девушку с чудным именем Даша. Я же обещал ее проведать ближе к наступлению темноты! Поневоле возникает досада на весь белый свет, однако даже сплюнуть не получается.
Мысли все упрямее обращаются к представительнице науки. Их-то сюда за какие провинности занесло? Умом понимаю, что пользы от ученых гораздо больше, чем от нас, но чувства возмущаются против такого безжалостного вывода. До тех пор, пока здесь обстреливают колонны и по горам шляются банды, женщинам тут делать нечего. Тем более — таким хорошеньким.
Каким образом они добирались до Врат? Пуля или мина не разбирает, военный ты или штатский и с какой целью пожаловал в негостеприимные края. Мы то — иное дело.
Невыносимо тянет обратно в лагерь. С тем же успехом могу помечтать о возвращении на родину или о полете на Луну.
— Наши уходят, — сообщает Долгушин, и «крокодилы» проносятся над нами в последний раз.
Идти дальше той же дорогой бессмысленно. Мне уже ясно, что мы обманулись. Зову к себе офицеров и показываю карту.
— Надо сворачивать. Мне кажется, наиболее вероятное место — вот этот ручей. Туда и пойдем.
Возражений нет. Все уже поняли, что тянем пустышку, зря теряя время. Лишь Бандаев бросает красноречивый взгляд в сторону авианаводчика, словно говоря, не летуны вы, а Сусанины.
Теперь двигаемся в сторону и назад с расчетом выйти к тому месту, где ручеек окажется ближе всего к месту боя. Конечно, насколько это возможно в данных условиях. Прямых путей в горах нет.
А солнце клонится все ниже, и скоро небо украсится звездами, как всегда в горах, яркими и зовущими…
23
Небольшой костер в ложбинке дарит нам уют. Неподалеку, у других костров, сидят уставшие солдаты. Другие залегли в дозорах, обеспечивая безопасность своих товарищей.
До ручья мы так и не дошли. Искать кого-то в темноте на незнакомой местности — занятие, весьма близкое к безнадежному, и потому рота устроилась на привал до утра.
Сидим, пьем чай, наслаждаясь ночным покоем и отдыхом.
— Если они такие развитые, откуда столько заброшенных земель? — в который раз спрашивает Птичкин. — Словно мы не проходили никаких Врат.
— Не проходили! — хмыкает Долгушин. — Да там по сравнению со здешними местами заселено все. А тут летишь, а вокруг — никого и ничего. Лишь какие-то развалины мелькают иногда внизу.
Я ставлю рядом с собой недопитую кружку и извлекаю пачку «Ростова». Сигаретный дым невесомой струей поднимается к бездонному небу.
— Многие футурологи у нас представляли будущее именно так — все люди живут в гигантских мегаполисах. Были раньше статьи в «Технике — молодежи», — в детстве я постоянно читал этот журнал, и теперь делюсь с подчиненными почерпнутыми оттуда знаниями. — Уже сейчас в развитых странах процент городского населения высок, а что же будет в будущем?
— Но будет же кто-то обрабатывать поля, растить скот. Кушать хочется всегда, — замечает Тенсино.
— Автоматы. В принципе, любые физические работы могут выполнять роботы. Или есть еще вариант — продукты будут получать искусственным путем. Всякие синтезаторы, фабрики. Так можно прокормить гораздо больше народа.
— Пусть сами жрут свое искусственное. Да? — с чувством выдает Бандаев.
Сейчас он особенно похож на типичного кавказца, какими принято изображать их в анекдотах.
— Какая разница, гуляет мясо в виде баранов или растет в специальном чане? — примирительно говорю я под общие смешки.
Бандаев темпераментно пытается возразить. Слов у него не хватает. Большинство тут же встает на мою сторону. Развитие цивилизации как бы само предполагает постепенный переход на новые технологии даже в питании. Другое дело, насколько мы действительно хотели бы дожить до этих дней?
— И вот тогда будет решена очередная продовольственная программа нашей партии, — посмеивается Тенсино.
Птичкин посапывает в ответ. Нельзя сказать, что он фанатично предан идеалам, и все-таки его шокируют насмешки над тем, что объявлено в стране святым.
— Ладно, города-миллионеры я понимаю, — Долгушин подливает себе чай и в ожидании, пока чуть остынет, закуривает. — Но где обещанные сады кругом? Камни, пески… Где управление климатом, сплошная зелень, курорты, зоны отдыха?
Я лишь пожимаю плечами.
— Может, где-нибудь и есть. А нас просто боятся посвятить во все тонкости здешнего мироустройства.
— А полеты в космос? — продолжает Долгушин.
— Дались тебе полеты! — подает голос Колокольцев.
— Между прочим, а это что по-вашему? — я показываю на ту часть неба, на котором нет звезд. Лишь сплошная тьма.
— В самом деле, что? — Колокольцев смотрит на меня так, будто я обязан знать ответы на все вопросы.
— Не знаю, но впечатление такое, словно там какое-то гигантское искусственное сооружение.
— Опять что-то искусственное! — восклицает Бандаев. — Сколько можно?
— Сколько нужно, — я достаю очередную сигарету. — Скажем, солнечные батареи, получающие энергию прямо от солнца и затем передающие ее на землю.
Долгушину идея явно нравится. Летуны вообще чуть лучше образованы и поневоле ближе к технике, чем обычная пехота. Хотя артиллеристы, пожалуй, дадут им фору в качестве математиков.
— Кстати, почему бы не предположить, что где-то здесь находится космодром? У нас ведь тоже в районе Байконура никто не сажает садов, — вставляет Долгушин. — Тогда все эти пески да камни вполне объяснимы.
— Меня больше интересует другое, — говорит Колокольцев. — Если местные такие-сякие, то почему гоняться за бандитами должны мы? Они что, сами не в состоянии? Представьте, если бы у нас, в России, вдруг объявились бы банды из другого мира. Мы что? Просили бы помощи у братьев по разуму?
— Обленились, — степенно объясняет Лобов. — Долгая спокойная жизнь не располагает к преодолению трудностей и опасностей. А тут появились какие-то дикари, готовые отработать обещанные подачки, вот нас и подключили.
— Да вы что? — возмущается Птичкин. — Люди будущего гармоничны и всесторонне развиты. Это же… — он не находит слов о том, какие они хорошие и прекрасные, и заходит с другого конца: — У них просто давно войн никаких нет. Это же коммунизм! Царство разума и гуманизма! Всеобщий мир и процветание в масштабах всей планеты. Это у нас противостояние двух систем, армии, а тут — счастливая жизнь.
Он пытается шпарить дальше как по читаному. Благо всяких источников в училище проштудировал побольше нашего. На мой взгляд, научный коммунизм ничем не лучше научной астрологии или научного спиритизма.
Тенсино демонстративно лезет в спальный мешок.
Костер окончательно прогорел. Лишь редкие угли кое-как освещают собравшихся офицеров.
— Пойду проверю посты, — я подбираю лежащий под рукой автомат, машинально провожу рукой по разгрузке, на месте ли запасные магазины, и встаю.
— Я сам, — подскакивает Колокольцев.
Сейчас его очередь дежурить.
— Так пошли, — соглашаюсь я.
Не то чтобы я не доверял своим взводным, но все-таки предпочитаю убедиться во всем сам. Я командир, с меня и спросится.
24
Ручей журчит внизу. Даже, может, не ручей, а небольшая речушка. А вот добраться до нее трудновато. Вода не то проложила путь, не то воспользовалась готовым, по небольшому ущелью с весьма отвесными краями, и еще надо найти удобный спуск, чтобы не загреметь со всем навьюченным на нас снаряжением.
С дорогой ручей не пересекается, лишь немного сближаясь с ней, и затем уходит далеко в сторону.
Наконец, место найдено. Всем спускаться не имеет смысла. По моему приказу к ручью направляется взвод Бандаева. Лобов со своими должен перебраться на другой берег и подняться на противоположный склон. Сам я тоже пока иду к ручью. Хочу своими глазами убедиться в обоснованности предположения, будто здесь нам удастся найти следы банды.
Вода стремительно несется мимо, весело брызгаясь при ударе о большие камни и скользя поверх маленьких. Конечно, нигде ничего не находим, поэтому встает закономерный вопрос: куда нам дальше? Любая дорога и любая река имеют два направления, причем они уводят в противоположные стороны. Вот и делай выбор.
Посылаю разведку, сам пока выбираюсь наверх и в очередной раз связываюсь со штабом. Ничего нового мне не сообщают. Даже о вчерашнем проколе никто не сетует. Но и помощи не предлагают, лишь советуют не ошибиться с выбором и туманно обещают в случае необходимости направить сюда вертушки, чтобы хоть часть пути мы совершили по воздуху.
— Товарищ старший лейтенант! — зовут меня снизу, и я второй раз спускаюсь к ручейку.
